В русском литературном языке среди экспрессивных имен прилагательных есть небольшая группа слов с глагольной основой и суффиксом -ящий(работящий, немудрящий, заблудящий, завалящий и некоторые др.). Эти образования сопоставляются с однородными прилагательными на -ущий типа: завидущий, загребущий. В них обычно видят русские новообразования с экспрессивными суффиксами, обособленными от причастных форм⁷⁵. Их значение близко к значению превосходной степени. Лишь акад. А. И. Соболевский настойчиво возводил эти слова к севернорусским формам сравнительной степени имен прилагательных на -яе(мудряе, худяе и т. п.), находя в этих образованиях ассимиляцию j и следующего ш (из мудряйш- будто бы получились мудрящ-) (Изв. ОРЯС АН, 1925, 30, с. 441). Позднее этих новообразований касались проф. Ю.  Поливка в статье Hrstka výpisku do ruské gramatiky⁷⁶ и частично Пантелеймон Ковалив (Ковалев) в статье The Development of Verbal adjectives with the Formant *-nt in Slavonic Languages⁷⁷.

Окончательное решение этого морфологического вопроса возможно лишь после тщательного исследования истории всех относящихся сюда слов и социально-географических пределов их распространения.

Слово завалящий (ср. укр. и бел. завалящий) вошло в русский литературный язык из жаргона торговцев. Оно не было включено ни в «Словарь Академии Российской» 1789—1794 гг., ни в «Словарь Академии Российской» 1806—1822 гг. Его нет и в словаре 1847 г. Лишь в словаре В. И. Даля мы находим слово завалящий: «Заваля(ю)щий — дрянной, негодный, кинутый, заброшенный. Завалялый, завальныйтоваръ, заваль, завальщина, заваляльщина лежалый товар, залежавшийся в лавке, в складе» (1955, 1, с. 558). Однако и у Даля слово завалящий не связано со словом заваль. Между тем, завалящий встречается в языке писателей XVIII в. и носит там яркий отпечаток разговорного торгового диалекта. Например, в журнале «Зритель» (1792 г.) в имитации стиля купеческой переписки: «Все то, что в наших лавках завалью почитается, или все товары, которые похуже, отдаем мы в модные магазейны, где они продаются очень скоро и весьма дорого, за что платим мы магазейщикам за комиссию также не дешево, от чего получаем великий барыш. Магазейщики... берут у нас самые худые и завалящие, да разводят сажу на масле и вытискивают на сукнах черные полосы, от чего трехрублевое сукно продавали даже по 25 рублей аршин, называя англицким или французским» (цит. по: Русск. сатирич. журналы XVIII в., с. 293). Со словом завалящий связано не только торговое значение слова заваль, но и такое же профессиональное употребление глагола завалиться — заваляться. Ср. у Даля в повести «Отставной»: «Да у меня, признаться, десяток другой щеток есть заготовлено, так оне, себе, завалялись как-то, так я с ними-то и пошел бы; все что-нибудь можно выручить...» (Даль 1883, 2, с. 15). В словаре Грота — Шахматова указывается еще московское торговое слово — завалка «залежалый товар», «заваль» (т. 2, вып. 3, с. 768—770). Ср. у А.  Н. Островского в пьесе «Семейная картина» (1847) в речи купца Ширялова: «Завалялась у нас штука материи. Еще в третьем году цена-то ей была два рубля сорок за аршин. А в нынешнем-то поставили восемь гривен».

Слово завалящий широко известно народным крестьянским говорам. Здесь его синонимы: завалющий и заваленный. В областных народных говорах слово завалящий широко употребляется и в переносном, общем, не специально торговом значении `дрянной, негодный' (ср. областные завалённый и завалющий). Поэтому можно предполагать, что и русский литературный язык в период своего демократического сближения с областными народными говорами (в 30—40-е годы) вновь воспринял слово завалящий в его общем презрительно-экспрессивном значении. Ср. у Тургенева в повести «Степной король Лир»: «Возьмут корку хлеба завалящую, что собака нюхала, да прочь пошла...». У Салтыкова-Щедрина в «Убежище Монрепо»: «...ежели нет совсем завалящих денег...». У Л. Мельшина: «Иметь при себе товарища, хоть плохенького, хоть завалященького» («В мире отверженных»). У Чехова: «Найду-ка я тебе, знаешь, какого-нибудь завалященького и простоватенького человечка, примешь ты для видимости закон и тогда — гуляй, милашка».

Параллелью к морфологическому способу образования этого слова в народных говорах может служить употребление слова любящий в простонародном языке. У П.  И. Якушкина в очерке «Небывальщина» передается такой разговор с крестьянами: « — А вы куда едете? — спросил я моего спутника по дороге. — А мы в лес едем, любящий человек; в казенный лес...»⁷⁸. К слову любящий относится примечание автора: «Эта форма глагола любящий мне встречалась несколько раз в Орловской, Рязанской, Тульской, Воронежской губ., частью в Калужской, вообще в черноземной полосе. И мне кажется, что не может быть более комплимента, как сказать, что ты — такой человек, который может любить» (там же)⁷⁹.

Опубликовано вместе со статьей «Воззрение» под общим названием «Историко-этимологические заметки» в сб. «Этимологические исследования по русскому языку». Вып. 1 (М., 1960). Сохранился оттиск статьи и неполный машинописный текст с авторской правкой.

Публикуется по оттиску, уточненному по этому тексту с внесением ряда необходимых поправок.— И. У.

⁷⁵ См. С. П. Обнорский. К истории словообразования в русском литературном языке //  Сб. «Русская речь», под ред. проф. Л.  В.  Щербы, нов. сер., вып. 1, 1927. С. 78.

⁷⁶ Slovanský sbornik vĕnovaný jeho Magnificenci prof. Františku Pastrnkovi. Redigoval Miloš Weingart. Praha, 1923.

⁷⁷ The Slavonic and east european Review, vol. 35, number 85, June, 1957.

⁷⁸ Якушкин И. И. Сочинения. Спб, 1884. С. 127.

⁷⁹ См. в словаре Даля (1912, 2, с. 731) разграничение значений слов любящий и любящий в зависимости от места ударения. — Ред.