В древнерусском языке до XV в. отмечено употребление лишь слова скора в значении `шкура, мех, меха'. Акад. И. И. Срезневский в своих «Материалах» привел примеры широкого применения этого слова в языке летописи и деловых памятников (Срезневский, 3, с. 380—381). Это говорит о том, что слово скора является народным восточнославянизмом (ср. скорняк).

Форма шкура двигалась в русский литературный язык с Юго-Запада — из белорусских и украинских говоров. А там она укрепилась, очевидно, под польским влиянием, под влиянием Мазураканья, шепелявого произношения согласных. И.  Волк-Левоневич в статье «Еще к вопросу о ”ляшских“ чертах в белорусской фонетике» был готов возводить колебания в белорусском произношении шкура — скура к балтийско-славянскому периоду (Slavia, ročn. 9, seš. 3, 1930, с. 522—523). Но проф. А. М. Селищев на это резонно заметил: «Неужели роза, сабля, жемчуг относятся к периоду ”балтийско-славянскому“? Небольшая справка с историей этих слов и вещей, справки с историей взаимоотношений белорусов с соседними народами должны были бы удержать от утверждения, что в словах шабля, рожа, шкура — скура, при старом скора и др. отражается ”реликтовое произношение“. В слове скура следовало бы обратить внимание на гласный у в корне»²⁵.

В русском литературном языке слово шкура укрепилось в первой половине XVIII в.

Заметка ранее не публиковалась. В архиве есть рукопись на 3 листках. Печатается по рукописи с внесением некоторых уточнений. — В. Л.

²⁵ Селищев А. Соканье и шоканье в славянских языках // Slavia, ročn. 10, seš. 4, 1931. С. 741.