Даже те слова, на которых во все время активного употребления их в русском языке сохраняется отпечаток заимствования, проходят через разные ступени или степени русификации. Они двигаются из одного социально-группового стиля речи в другой или из одного диалекта в другой, меняют свою экспрессию и — при наличии подходящих семантических условий — приобретают даже оттенок вульгарности. Общеизвестно, что слова бранные, ругательные и вообще выражающие отрицательную оценку или презрительную квалификацию, заимствуются особенно часто (ср. мымра, бестия, каналья, прохвост и т.  п.), пополняя синонимические ряды русского языка.

Слово ракалья впервые зарегистрировано в словаре В. И. Даля. Здесь говорится: «Ракалия, об. (от рaка и каналья) — `негодяй, бестия, наглый подлец'» (сл. Даля 1882, 4, с. 56).

Вслед за Далем проф. Д.  К. Зеленин предлагал такую этимологию слова ракалья, подчеркивая его жаргонно-семинарскую окраску: «Ракалия соmm. ”негодный, бестия, наглый подлец“ (Даль). От евангельского (еврейского) ракá ”пустой человек“ (Матф., V, 22). Окончание взято, нужно думать, из слова каналья (франц. саnаillе)» (Зеленин, Семинарские слова, с. 116). Д. К. Зеленин относил слово ракалья к числу семинарских образований. Но это — ни на чем не основанный домысел. Любопытно, что и известный французский лексикограф Литтре также ошибочно производил франц. racaille от евангельского ракá. Между тем нет никаких конкретных указаний на то, что слово ракалья вышло из семинарской среды. Наличие французского racailleв бранном значении `сволочь, подонки народа' еще больше подрывает концепцию Даля и Зеленина. А. Преображенский с полным правом признал слово ракалья «новым книжным заимствованием из фр. racaille» (Преображенский, 2, с. 178). Но без исторической базы и эта этимология повисла в воздухе.

Слово ракалья вошло в русский язык не раньше второй половины XVIII в. Оно употреблялось преимущественно в помещичьей и военно-дворянской среде. Так, у И. И. Лажечникова в романе «Басурман»: «”Отбрил бы его своей двугранной бритвой”, — прибавил третий, грозясь палашом. — ”Слишком благородный металл для этой ракалии! — сказал молодой, красивый, статный немец, который был всех ближе к нему, — для него довольно и палки“». В «Мертвых душах» Ноздрев говорит Чичикову: «Теперь я очень хорошо тебя знаю. Такая, право, ракалия!». Употребление этого слова в речи именно Ноздрева не случайно. Стиль Ноздрева пропитан жаргонными словечками дворянской шулерской и армейской среды. Но в нем нет ничего бурсацкого, семинарского. После Лажечникова и Гоголя слово ракалья укрепилось в составе диалогических стилей русской реалистической прозы. Например, у И. С. Тургенева в повести «Несчастная»: «И далеко же живет, ракалья! У Красных ворот!..» (см. Михельсон. Русск. мысль и речь, 1902, 2, с. 174).

Очевидно, слово ракалья, заимствованное из французского языка (франц. racaille, с XII в. rascaille — ср. прованс. rascar, исп. rascar, лат. вульг. rasicare — `скоблить'; ср. англ. rascal — `негодяй, бездельник') (О. Вloch, 2, с. 202), постепенно из речевых стилей разных групп дворянства и примыкавших к нему слоев разночинцев переходит в общую сферу вульгарного, полуинтеллигентского просторечия. С него к середине XIX в. совсем сошло, стерлось клеймо дворянской, «привилегированной» брани. Слово ракалья перекочевало в низовые жаргоны, но и там недолго было активным.

Статья ранее не публиковалась. В архиве сохранилась машинопись (3 стр.) с авторской правкой. Рукопись не сохранилась. Печатается по машинописи. — И. У.