По-видимому, одиночество и одиначество, одинакий и одинакий были синонимами.

В русском литературном языке до конца XVIII в. преобладали одиначество и одинакий (ср. одиначествовать и одиначка) как более книжные.

В словарях Академии Российской помещено слово одиначество, которое толкуется так: «Состояние одинакого, бессемейного, удаленного от общества человека. Жить в одиначестве. Человек не рожден к одиначеству» (сл. АР 1822, ч. 4, с. 216). Только в Академическом словаре 1847 г. нашли отражение резкие стилистические изменения в судьбе этих слов, происшедшие в конце XVIII — начале XIX в. Слово одиначество [в двух значениях: 1) `единомыслие'; 2) `взаимное соглашение, замысел'; `заединщина'] квалифицируется как старинное (так же, как одиночество), но одинакий, одиначка, одиначный (ср. одинаковый) признаются общелитературными, и их значения уже обособлены от одинокий, одиночка, одиночный. Одиночество истолковывается как `состояние одинокого'. В слове же одинокий выделяются два основных значения: 1) `живущий без товарищей, совершенно один'; 2) `бессемейный' (одинокий крестьянин). Одиночка определяется так: «1) Общ.: живущий или живущая в одиночестве. 2) Один работник в крестьянском семействе, годный в рекруты. Применительно к ст. 110 Свода Уст. рекрутского. 3) Ж. В бостонской игре: игра без виста». Одинакий определяется так: «1) Имеющий один и тот же вид с другим; схожий, подобный. Одинакий рост, цвет.  2) Имеющий одну какую-либо принадлежность; несложный. Одинакий ножик, т. е. с одним лезвием. Одинакая кровать, т. е. сделанная для одного». Ср.: «Одиначка... — Вещь одинакая, не имеющая пары. Запонки одиначки. — По одиначке — по одному, порознь. Расспросить каждого по одиначке. Одиначный... Не имеющий пары» (cл. 1867—1868, 3, с. 101).

Слово одиночество сохраняет до сих пор стилистический оттенок книжности.

Н. П. Гиляров-Платонов, оценивая народность рассказа Л. Н. Толстого «Чем люди живы», писал: «Это есть высочайшее произведение: до такой степени воспроизвести нравственное мировоззрение народа, начиная с сущности и кончая выражением, выражением в обширном смысле и самых образов и языка! С последней точки зрения я нахожу возразить только против одного слова: ”одиночество“. Это деланное, не русское слово. Но все остальное, до последней буквы, каждое слово, каждый оборот, отсутствие синтаксиса (искусственного), потом образы (типы и события), в которых олицетворилась притча, все это совершенство» (Из бумаг Н. П. Гилярова-Платонова (О рассказе «Чем люди живы») // Русск. архив, 1889, № 11, с. 427—428). Само собой разумеется, что в таком отношении к слову одиночество нет ни тени историзма.

(Основные проблемы изучения образования и развития древнерусского литературного языка // Виноградов. Избр. тр.: История русск. лит. языка, с. 96—97).

Церковнославянизмы, вливаясь в речь древнерусского духовенства и других грамотных слоев древнерусского общества, создавали здесь модели для образования новых слов из восточнославянского лексического материала. Например: негодование, впервые отмеченное в языке хроники Георгия Амартола, одиночество (ср. старославянизм единачьство в языке «Поучения» Владимира Мономаха). Активны и влиятельны были процессы слияния и отталкивания омонимов церковнославянских и русских (ср. церк.-слав. наговорить `убедить' и русск. наговорить `наклеветать').

Несомненно, что семантическая структура синонимов той эпохи была иная, чем в современном русском языке (ср. продолжение и пространство) (см.: Евгеньева А. П. Язык русской устной поэзии // Труды Отд. древнерусск. лит-ры, 7, с. 206; Ларин Б. А. Проект древнерусского словаря. М.; Л., 1936, с. 52; Филин Ф. П. Очерк истории русского языка до XIV столетия. Л., 1940, с. 81—83). Любопытно, что среди диалектологов с историческим уклоном у нас тоже было распространено убеждение в большей синонимичности древнерусского языка по сравнению с языком современным (например, А. П. Евгеньева, Б. А. Ларин и нек. др.) (см.: Бенешевич В. Н. Из истории переводной литературы в Новгороде конца XV столетия // Сб. статей в честь акад. А. И. Соболевского, изданный ко дню семидесятилетия со дня его рождения. Л., 1928).

(Основные вопросы и задачи изучения истории русского языка до XVIII в. // Виноградов. Избр. тр.: История русск. лит. языка, с. 260—261).

[По поводу предлагаемой Г. Хютль-Ворт классификации церковнославянизмов В. В. Виноградов пишет:]... в церковнославянском языке русской редакции формировались из церковнославянских морфем или из церковнославянских и византийских новые слова (например, одиночество в Хронике Георгия Амартола).

(О новых исследованиях по истории русского литературного языка // Виноградов. Избр. тр.: История русск. лит. языка, с. 247).