Ср. «Съехались все провинциальные известности». «Эта невинность до сих пор не догадывалась о его корыстных намерениях».

В романе Тургенева «Дым» Карл Брюллов назван (в речи одного из действующих лиц) «пухлою ничтожностью». Ср. у Н. А. Некрасова в стихотворении «Чуть-чуть не говоря: ”Ты сущая ничтожность!..“»:

Чуть-чуть не говоря: «Ты сущая ничтожность!

Стихов моих печатный судия

Советует большую осторожность

В употребленьи буквы «я».

У Тургенева в очерке «Пэгаз» (1871): «Мать Пэгаза была в свое время знаменитость».

В статье Тургенева «Гоголь»: «Он говорил... языком образным, оригинальным — и сколь я мог заметить, нимало не подготовленным заранее, как это сплошь да рядом бывает у ”знаменитостей“». В журнале «Галатея» (1828, ч. 1): «Досужая посредственность без помехи занимается литературными фокус-покусами и каррикатурством современного просвещения».

Ср. у Пушкина в «Евгении Онегине»:

И что посредственность одна

Нам по плечу и не странна.

Ср. в письме В. П. Боткина к И. И. Панаеву (от 19 августа 1856 г.) о Н. И. Надеждине: «Это один из сносных рассказчиков — и более ничего, — не глуп, да и не умен — середка на половине — или попросту — не бесполезная посредственность» (Тургенев и «Современник», с. 377). У П. Д. Боборыкина в «Распаде»: «Я все могу читать, все понимаю и не намерена прикидываться наивностью, это прежде были кисейные барышни».

Любопытно, что большая часть этих слов имеет соответствующие параллельные выражения во французском языке: знаменитость — célebrité; посредственность — médiocrité (ср. латинск. aurea mediocritas `золотая посредственность'); невинность — innocence; ничтожность — nullité; наивность — naivité; полезность — utilité.

В других разрядах отвлеченно-качественных существительных на -ость переход от значения отвлеченности к значению лица почти не свойственен современному русскому языку.

Правда, можно указать переходы от значения отвлеченного качества к качественной характеристике лица в разнообразных словообразовательных категориях, но в отдельных, разрозненных случаях, например: разговорно-фамильярное старина, презрительное кислятина, бранное дрянь (ср. «человек — дрянцо» у Гоголя), устарелое служба и др. под.

Есть некоторые исторические основания утверждать, что отдельные обозначения лиц посредством слов с суффиксом -ость складывались не без участия французского языка. Например, слово полезность, в применении к лицу, бывшее в употреблении в интеллигентской речи XIX в. до 60—70-х годов, является прямым переводом (calque) французского utilité. Например, в письме И. И. Панаева к В. П. Боткину (от 26 апреля 1856 г.): «Я считаю себя литературной полезностью (utilité), вот и все» (Тургенев и «Современник», с. 374).

Ср. у М. Н. Загоскина в очерках «Москва и москвичи» (в речи актрисы): «Эта мерзкая интриганка, которой бы следовало занимать в нашей труппе место утилите или даже аксессуара, лезет в первые амплуа и хочет играть все роли г-жи Алэн!» (Загоскин М. Н. Полн. собр. соч., т. 5, Пг., [1915] с. 98).

По-видимому, утилите, с переводом его словом полезность, проникло в разговорно-интеллигентскую речь из актерского жаргона.

Можно предполагать, что в самом началеXIX в. укоренилось в русском литературном языке значение лица в словах: посредственность (ср. употребление этого слова в языке Пушкина) и знаменитость (проф. И. Мандельштам в статье, посвященной изложению и разбору книги акад. А. Н. Веселовского о Жуковском, замечает: «Умеренность, то, что в карамзинскую эпоху звалось посредственностью, была для Жуковского идеалом счастья в пору его юношеского дневника» (1804—1805) (ЖМНП, 1905, февраль, с. 405).

Все слова этого рода получили значение лица или возникли для оценки лица не раньше начала XIX в. Даже в академическом словаре 1847 г. слово посредственность еще определяется как `качество посредственного'.

Ср. у П. А. Каратыгина в «Записках»: «Я не больше как золотая посредственность (aurea mediocritas)» (1929, с. 220). Здесь употребление слова посредственность как характеристического определения лица непосредственно связывается с переводом латинского выражения. Ср. в письме И. А. Гончарова к М. М. Стасюлевичу (от 6 июня 1886 г.): «За меня вступился полицмейстер и все notabilités» (Стасюлевич и его совр., 4, с. 169).

К 20—30-м годам XIX в. эта лексико-семантическая группа в русском литературном языке уже более или менее определилась (в составе: посредственность, знаменитость, известность) и стала влиятельной. Именно к этому времени относится возникновение слова бездарность для обозначения неспособного, лишенного талантов, дарований человека. П. А. Вяземский считал новое употребление слова бездарность нелитературным, площадным. «Бездарность, талантливый — новые площадные выражения в нашем литературном языке. Дмитриев правду говорил, что ”наши новые писатели учатся языку у лабазников“» (Вяземский, Старая записная книжка, 1929, с. 264).

Однако к 40-м годам XIX в. и слово бездарность входит в норму общелитературной лексики. У И. И. Панаева в очерке «Литературный заяц» (1844): «Можно бы написать большую книгу об авторском самолюбии вообще, и о сочинительском самолюбии в особенности. Первому бывают подвержены люди с талантом; второму — посредственность и бездарность» (Панаев, 1888, 2, с. 467).

(О некоторых вопросах русской исторической лексикологии // Виноградов. Избр. тр.: Лексикология и лексикография, с. 82—84).

Кратко о тех же словах см.: Виноградов. Русск. язык, с. 128. — Л.А.